Постмодернизм заполонил культурное пространство. Словно нашествие грызунов, откормленных спрятанным хлебом. Все остальное словно замерло, уступая место этому бедствию.

Само слово «Постмодернизм» указывает на отсутствие собственного содержания. Модернизм был одержим идеей прогресса, движением человечества к лучшей жизни. А что после него? Уже пришли? Нет. Значит, просто отказались от пути. И этот отказ подняли, как ссаную тряпку, над головами, вместо знамени. И запахло.

Людям стало неинтересно ходить на выставки. Ладно, абстракционисты. Их работы многих отталкивали, потому что мозг протестует против разрушенной формы. И, надо признать, не особо любит думать, особенно в аварийном режиме. Но там человек мог вежливо сказать: «Я этого не понимаю». И чувствовать, словно не справился с ребусом.

Но когда перед глазами постмодернизм… Что это?

А то, что высказать свое непонимание – это уже даже не вежливость, это откровенная ложь, стоящая моральных потуг. Ибо понимание здесь уже ни при чем. Как раз на этом уровне все предельно ясно: перед глазами – откровенная мерзость, проекция гнилого нутра автора. Но вокруг – оглушительные визги: «Вы даже не представляете, насколько дорогой этот художник!». И мозг, приученный к деньгам как всеобщей мере ценностей, впадает в диссонанс. «Да. Я ничего не понимаю. Но не только в искусстве, а вообще в этом мире. Все изменилось настолько, что вот оно, прекрасное – какашка на тарелке, с гарниром и подливками». А в уши суют интервью специалистов, рассуждающих о соусах, которые лучше подходят к этой какашке. И зритель начинает кивать, соглашаться. Стоит ему не согласиться, и специально нанятый хор заорет: «Ты ничего не смыслишь в искусстве! Автор так выразил свое настроение. А твоя реакция – это запрограммированная им провокация».

Если дискуссию продолжить, то таких критиков можно стереть в порошок. Простые вопросы проясняют, что за провокацией ничего нет. Она – сродни плевку в случайного прохожего. Просто так. Но никто не спорит. Стоит вам их переспорить, и они просто закидают вас своими «произведениями». Их хорошо кормят. Они выделят еще, им не жалко.

Поэтому, вместо того, чтобы спорить, человек просто отказывается быть зрителем. Вежливо избегая такую пищу, он и вправду бережет себя. А конечная цель достигнута: зрительные залы пусты. С этим народом можно делать все, что хочешь. Если его отогнали от искусства, то даже слово «народ» применяется с натяжкой.

Один знатный искусствовед, помнится, не мог сдержать смеха: «Да сейчас надо людям доплачивать, чтобы они ходили на выставки. Какие, к чёрту, билеты??» Я возражал. И на всех выставках билеты были. Люди платили и шли. И шли бы больше, если бы их можно было проинформировать, не пойдя по миру от таких затрат.

«Физиономические модели» изначально задуманы как антивирус против развала искусства.

Классическое искусство – это плод своего времени. Пусть даже оно создано на века, но оно отображает достижения своей эпохи. И если наше время унесено прогрессом далее, то оно просто обязано оставить свои творческие следы. И стараться превзойти предшественников. Если это не так, то примите поздравления: Золотой век уже был. А мы – закат, падение в кали-югу.

Прошлое достойно восхищения. А необходимо новое. Но если это новое забито тем, за что надо «зрителю доплачивать»? Остается одно: искать такие творческие пути, которые, удаляясь от существующей классики, в то же время не впадают в общую струю современного упадка.

«Физиономические модели» не относятся ни к одному из известных направлений. Его принципы можно перечислить по пунктам:

1. Здесь присутствует собственная теоретическая база, уходящая в психологию физиономического восприятия. В каждой работе интуиция и творческое вдохновение – лишь аспект. Если художник захотел бы пойти по этому пути, ему понадобилось бы психологическое образование.

2. Каждая работа – это целый пакет техник воздействия. Все они обычно подробно описываются, и зритель может это воздействие контролировать. Такое обращение с психикой – не просто «провокации» постмодернизма, призванные вызвать простую негативную эмоцию. Все, что вызывает непосредственное омерзение, жестко табуировано. Работа может вызвать страх, жалость, удивление, но не рвотный рефлекс.

3. Каждая работа имеет конечную цель: дать знание, просветление, инсайт. Все образы являются насыщенными текстами, а тексты использованы для выражения интересных идей.

4. Каждая работа технически сложна. Все создается через долгий и кропотливый труд.

«Физиономические модели» завоевывают аудиторию долго и тяжело. Но никто и не обещал, что антиэнтропийное движение – это легкая увеселительная прогулка. А новые горизонты просто головокружительны…