Для восприятия предметного мира, нам хватает рук и глаз. Предметы можно видеть издалека и полапать вблизи. А как быть с пространством, в котором все эти предметы расположены? Ведь оно мыслится сознанием как «пустота», как нечто несуществующее. Если пространство заполнено воздухом или водой, имеет плотность и иные характеристики, все равно психологически оно оказывается «пустым». Если даже предметы, находящиеся постоянно перед глазами, перестают замечаться, то что говорить о воздухе и воде, которые сами по себе прозрачны? А это, все вместе, наталкивает на еще одну мысль: А вдруг, даже вакуум, который «ничем не наполнен», является чем-то «предметным», но просто недоступен для человеческого восприятия?

Как бы физики и философы ни спорили о существовании эфира, природа уже создала орган восприятия, который имеет дело именно с пространством – уши. Речь не идет о восприятии пространства как некоей массы или фигуры, как в мысленных экспериментах А.Пуанкаре. Ухо воспринимает колебания среды – мы слышим звук. А также – перемещения тела в пространстве – у нас есть вестибулярные ощущения. Так или иначе, аудиально-вестибулярная система, как бы ее ни исследовали анатомы и физиологи, будет оставаться тайной, пока тайнами остаются пространство и гравитация. Мало того, к ним можно добавить и время. Это проявлено, например, в том, что музыка – это явление, которое расположено не в пространстве, а только во времени.

Вся эта таинственность проявлена в самом строении уха. Оно делится на внешнее, среднее и внутреннее. Выглядит так, словно ухо прячется от взора людского пошагово. При этом меняются и его символические значения. Разумеется, то, что внутри, – наиболее приближенно к таинствам пространства и гравитации. Эти абстракции можно только мыслить, а лабиринты и улитки, составляющие конструкцию внутреннего уха, невидимы, и как символы почти не используются. Они, все же, – внутренние механизмы, а не внешние образы.

Как бы в компенсацию этого, вес символических значений собрался на внешнем ухе, которое все хорошо видят. Основные значения уха неотрывны от его главной функции – восприятия звука. Эти значения, как и полагается, имеют и позитивные, и негативные направленности. Чтобы лучше в них разобраться, немного углубимся в эту тему.

Звук не был бы так важен для человека, не будь он носителем устной речи. Даже до ее возникновения, звуки играли роль сигналов.

Долгое время люди пользовались жестово-мимической речью, и она их полностью устраивала. По крайней мере, конкретное мышление она может полностью удовлетворить. А устная речь, похоже, развивалась не у всех одинаково и изначально выполняла командные функции.

Об этом свидетельствует сам механизм восприятия устной речи современным человеком. Услышав фразу, человек первым делом пытается выполнить ее как команду. Благо, происходит это лишь на уровне микромоторики. Кора мозга останавливает все эти действия, заменяя их процессом мышления. Многим это кажется удивительным, но когда человек думает, он именно тормозит. Если кора мозга перестанет выполнять свои функции, то человек будет тупо исполнять все, что он услышит. Древнейшая функция речи – командная. Во многих языках мира слова «слушать» и «слушаться» – однокоренные. Это наталкивает на мысль, что в древности устная речь пришла к людям как нечто сакральное, явленное свыше.

Отсюда – и разные смысловые значения, которыми наделяют речь и, соответственно, уши.

С одной стороны, уши – это возможность восприятия и общения. Слух дает нам доступ к закромам человеческой культуры – можно слушать лекции, музыку, проповеди, читать книги (совсем недавно люди умели читать только вслух). Аудиальная культура возвысила человека, как никакая другая. «Имеющий уши, да услышит!»

Но здесь же присутствует и негативный смысл. Речь – это средство обмана, внушения, оболванивания человека. Все эти вещи направлены на то, чтобы обойти или усыпить разум с его критичностью. А символика, которая всему этому соответствует, вдоволь отыгралась на внешних – видимых – ушах. Что только с ними не делают! Их удлиняют, подводя стандарты к ослиным, на них вешают лапшу, их забалтывают и морочат. Тем как уши торчат, они, словно способствуют всем этим манипуляциям. Ушная раковина, принимая на себя всю грязь человеческой болтовни, сама становится мишенью для иронии и насмешек. Всякое увеличение их размера усиливает именно негативную символику. Этим как бы указывается на тот факт, что функция восприятия доминирует над функцией критического осмысления.

В случае ушей, негативная символика явно преобладает. В частности, никого не удивит использование глаза как символа познания, прозрения, контроля и т.д. Но попробуйте изобразить ухо. И его однозначно воспримут как подслушивание, наушничество или обман. Ухо как символ, похоже, избегается категорически.

Возможно, растопыренность ушных раковин сама по себе способна вызывать насмешки, даже не привязываясь к функции слуха. Это, разумеется, порождает немало комплексов. Благодаря таким ушам, лицо утрачивает свой «благородный овал». И предоставляет нечто, за что можно ухватить потрепать, и даже оторвать. Но это же свойство используется и для украшений, позволяя всяческим висюлькам торчать еще больше.

Если негативная символика внешнего уха проявляется сходу, то позитив относится к более тонкому и осмысленному пониманию. Ушная раковина имеет разные назначения. Ее форма направлена на улавливание и некоторое преобразование звука. Но эта же форма отображает индивидуальность своего обладателя. Считается, что ухо пригодно как инструмент идентификации человека не менее, чем зрачок. Форма уха также напоминает эмбрион. Его точки соответствуют внутренним органам человека, превращая ухо в «панель доступа» в иглоукалывании.

В «Физиономических моделях» уши изображаются не всегда. Физиономический образ прекрасно строится и без них. Все детали лица словно пытаются вместиться внутри овала, проявляя этим целостность образа. Отсутствие ушей у таких физиономий почему-то не вызывает резкого негатива.